Уродка: и аз воздам - Геннадий Петрович Авласенко
А потом подоспели крысы. И почему-то, прикончив обоих уродов, так и не тронули лежащего неподалёку инспектора. Может, за мёртвого приняли, а скорее всего, потому, что торопились очень…
И вот теперь подле инспектора не было ни единой живой души. Только неподвижные тела крыс по обеим сторонам лужайки, да три мёртвых урода сразу же за калиткой.
Ну, да ничего! Скоро к ним прибавится ещё один мертвец!
Но смерть почему-то не спешила к инспектору. Вместо неё прискакал, неизвестно откуда взявшийся, маленький пушистый зверёк. Именно прискакал, ибо передних конечностей у него не имелось вообще, а потому передвигался зверёк на одних только задних. Короткими смешными прыжками.
– Привет! – прохрипел инспектор, глядя на зверка, который тоже внимательно и как-то оценивающе его рассматривал, поворачивая потешную мордочку то вправо, то влево. – Ты откуда? Из леса?
Голос инспектора, слабый и срывающийся, всё же чем-то потревожил зверка и тот торопливо отскочил в сторону.
– Ты меня боишься? – хрипло удивился инспектор. – Не бойся, я не сделаю тебе ничего дурного!
Наклонив голову, зверёк покосился в сторону лужайки с мёртвыми крысами.
– И их не бойся! Они мёртвые и тоже никакой опасности для тебя не представляют.
В это время с той стороны калитки, с места, где лежали тела мёртвых уродов, послышалась непонятная какая-то возня, громкое отвратительное чавканье и даже хруст разгрызаемых костей. Кто-то лакомился там телами погибших, но вот что это была за тварь, одна она там была или несколько – этого инспектор из-за лежачего своего положения никак не мог разглядеть.
Зверёк тоже, кажется, расслышал доносившиеся из-за калитки отвратительные звуки, потому как навострил кругленькие ушки и обернулся.
– Убегай, дурачок! – прохрипел инспектор. – А то эта тварь… она и до тебя доберётся!
Но убегать зверёк явно не торопился. Может, потому, что хорошо был осведомлён о той твари, что пировала сейчас за калиткой. Или о тех тварях, если их там и в самом деле несколько было.
А потом инспектор и сам смог лицезреть этих таинственных тварей…
Такие же милые попрыгунчики, вот только из-за окровавленных мордочек они уже не выглядели столь потешными. Наоборот, скорее…
Попрыгунчиков становилось всё больше и больше… и счастье ещё, что, не обращая на инспектора никакого внимания, они набросились на тела мёртвых крыс. Всё с тем же отвратительным чавканьем и хрустом.
И только тот, первый, по-прежнему глаз не сводил с лежащего неподвижно инспектора. Потом, видимо решившись, попрыгунчик подскакал к инспектору вплотную и принялся с деловитым видом обнюхивать его кольчугу. И даже на зуб её пробовать…
– Пошла прочь, тварь! – из последних сил выкрикнул инспектор и попытался взмахнуть рукой, что ему почти удалось. Вот только боль в голове полыхнула с такой неслыханной силой, что инспектор едва сознание не потерял.
Но всё же не потерял. И мог наблюдать, как попрыгунчик, испуганно и даже как-то досадливо взвизгнув, повернулся и поскакал к группе сородичей, вовсю пирующих среди крысиных трупов. Но, прежде чем окончательно среди них затеряться, обернулся и посмотрел на инспектора едва ли не с обидой. Мол, я к тебе со всей, можно сказать, душой… а ты, вместо благодарности…
– Папа! Папочка!
А вот этого быть не могло… никак не могло этого быть!
Не мог Алекс стоять сейчас у калитки и испуганно смотреть на инспектора. Это, скорее всего, просто какое-то предсмертное видение… и возможно, вслед за сыном в распахнутой настежь калитке появится сейчас Марта. И тогда они вновь воссоединятся… все втроём, как и прежде… и всегда будут вместе…
В раю или в аду, неважно… но чтобы вместе…
Кто-то действительно вошёл в калитку вслед за Алексом, но это, конечно же, была не Марта. Это была…
* * *
Так вот кто твой отец, Алекс?! Вот, оказывается, чей ты сын?
Господин старший инспектор, самый ненавистный для меня в посёлке человек и самый лютый враг мой, лежал теперь совершенно беспомощный в луже собственной крови и, по всему видно было, доживал последние мгновения своей жизни.
– Папочка, не умирай! – обнимая отца за шею обеими ручонками, вопил Алекс, захлёбываясь в рыданиях. – Папочка, пожалуйста, не умирай!
А я стояла и смотрела на их обоих. Молча смотрела.
И не было в моей душе сейчас ничего. Ни ненависти, ни сострадания. Пустая была душа, совершенно даже пустая…
Будто выжгло её чем-то. И так основательно выжгло…
А вокруг пировали тушканы. Со всего леса, наверное, сбежались: ещё бы, столько вкуснятины дармовой! Скоро и крысятники должны заявиться, они тоже мертвечину издалека чуют. А вслед за ними и прочие гнусные пожиратели падали…
– Папочка, не умирай! Ну, скажи хоть что-нибудь, папочка!
* * *
«Как же она красива!» – подумалось вдруг инспектору. Ни с того, ни с сего вдруг подумалось, хотя думать сейчас он должен был совершенно о другом…
О том, к примеру, что срок его земного существования почти истек… а есть ли там, за таинственной чертой небытия, хоть что-либо – это ещё большой и неразрешимый вопрос…
О том, что в этом взаимном противостоянии посёлков и резерваций проиграли и те, и другие, а будущее принадлежит крысам, как наиболее изворотливым и приспособленным к любым неожиданностям тварям…
О сыне, остающемся круглым сиротой в этом жестоком и равнодушном мире, в котором даже взрослым так непросто выжить…
Но почему-то, вместо всего этого, инспектора поразила вдруг странная, ни на что не похожая и почти неземная красоты стоящей перед ним уродки.
Её лицо в обрамлении густых, ярко-рыжих волос внезапно показалось ему лицом ангела, спустившегося с небес на землю…
Но не ангела любви и всепрощения, а ангела карающего, ангела с огненным мечом в руке. И имя Виктория очень даже этому ангелу подходило…
Вот только, при всём всемогуществе, вряд ли имеется у неё огненный меч?
Или всё же имеется?
– Папочка, где мама? Она жива, папочка?!
– Нет, сынок! – еле слышно прохрипел инспектор, по-прежнему не сводящий взгляда с прекрасного лица ангела, сошедшего, а точнее, снизошедшего с небес на землю. – Мама в раю… и я… я скоро повстречаюсь с ней там… если только…
«Если только там и в самом деле есть рай, – невольно подумалось ему. – Но даже в таком случае мне туда не попасть из-за всего того зла, что я творил всю свою жизнь. Моё место в аду… если он и в самом деле существует, этот, так называемый, ад…»
Затрещали кусты зелёной изгороди слева и, ломая и пригибая их, несколько крыс со своими
